Просто Вера. Часть 30. — Сколько вам лет? — Двадцать три.

Просто Вера. Часть 30.
— Сколько вам лет?
— Двадцать три.
— Замужем?
Толстая неприятная женщина средних лет критически смотрела на Веру поверх больших очков, приспущенных на кончик носа.
— Какое это имеет значение? – вздохнула Вера. Это было четырнадцатое собеседование, на котором ей задали тот же стандартный набор вопросов.
— Значит, не замужем, — произнесла женщина, помечая что-то в блокноте. – Раз не замужем, значит, будете вместо работы мужа искать, по свиданкам бегать…
— Да не буду я по свиданкам бегать! – вспылила Вера. – Я работать пришла, а не свиданиями заниматься!
Этот взрыв пришелся явно не по душе женщине в очках. Она захлопнула блокнот.
— Вы нам не подходите. Следующая!..
Вера была зла, как сто чертей. В Питере стоило только выйти на улицу, как работа сама тебя находила. А здесь ее, лауреата всероссийских и международных конкурсов, даже уборщицей без связей нанимать не хотели, не говоря уже о чёт-то более интересном. Вера шла под холодным дождем, хлопая резиновыми сапогами по лужам, и едва сдерживалась, чтобы не расплакаться.
В окнах Ярины Ивановны горел свет. Вера часто заходила к ней после приезда: этот дом казался ей маленьким очагом разума в беспросветной тьме невежества.
— Откуда ты такая расстроенная? – спрашивала Ярина Ивановна, наливая ей чай.
— С собеседования. Ярина Ивановна, нет работы! Нигде, понимаете? Меня даже пол мыть никуда не берут…
Вере отчаянно хотелось заплакать, но слезы не шли, и она плакала насухо, изнутри, душераздирающе. Обида, безысходность, страх за будущее, безнадежность настоящего давили Веру, как бетонный блок. Она скучала по своей жизни в Петербурге, скучала по красивым зданиям, картинным галереям, концертам в филармонии и консерватории, по мариинскому театру, по людям. В родном городе все казалось ей темным и беспросветным, архитектура – примитивной, люди – грубыми и необразованными. Она корила себя за эти мысли, но отделаться от них не могла. Они не произносили этого вслух, но Вера была уверена: Ярина Ивановна – одна из немногих, кто понимает и разделяет её чувства. Словно отвечая на её мысли, Ярина Ивановна приложила руку к подбородку и сдвинула брови:
— Есть у меня одна мысль. В школе искусств номер три одна преподавательница собирается в декрет, им нужна будет замена. А что, если туда? Правда, она находится на другом конце города, но что делать?..
Это была маленькая одноэтажная школа с крохотным внутренним двориком, до которой нужно было идти квартал по грязному бездорожью от автобусной остановки. Работа в школе оказалась довольно нудным занятием. Коллегами Веры были в основном женщины за 50 лет, зацикленные на бытовых вопросах, и поговорить толком ей было не с кем. На зарплату она едва покрывала свои базовые расходы, остальное уходило на коммунальные платежи и еду домой.
Единственной радостью были дети. Среди школ искусств каждого города существует негласная иерархия – от школ, в которых работали лучшие в городе учителя и в которые направляли самых талантливых детей до школ в отдаленных районах, про которые говорят «есть в районе школа – и то хорошо». Школа искусств, в которой работала Вера, была как раз из последних, в неё брали всех желающих – лишь бы были ученики. Талантом они не блистали, однако среди них были весьма старательные ребята с отличными личностными качествами, и работать с ними было для Веры большой радостью.
Радостью была для нее живопись, но и она была омрачена тем, что на материалы почти не оставалось денег. Иногда через знакомых ей удавалось продавать свои картины: в такие дни она на вырученные деньги покупала краски, растворители, инструменты. «Рембрандтовская» акварель была для неё настоящей отдушиной, единственной ниточкой, соединявшей её с той, прошлой, счастливой жизнью, которую Вера вспоминала с щемящей болью. С болью думала она о Денисе. Здесь, где прошли их школьные годы, воспоминания нахлынули на неё нескончаемым потоком. С каждой улицей, парком, двором был связан какой-то их общий момент, какая-то маленькая тайна, которая принадлежала только им. Эти воспоминания грели и одновременно отравляли ей душу. Медленно и мучительно пришло к ней понимание, что никто и никогда не относился к ней так хорошо, как Денис и Ярина Ивановна. Она страдала от осознания своего непостоянства, от мучительных угрызений совести, которая нашептывала ей: ты сама виновата во всём.
Зимой стало совсем тяжело. День стал таким коротким, что Вера не успевала его увидеть. Тяжелые низкие тучи покрывали небо до горизонта, посыпая землю мокрым снегом вперемешку с дождем. Снова вернулся исчезнувший кашель. Чувство безысходности стало таким тяжелым, что сказалось, еще немного – и оно раздавит Веру. В начале апреля, когда снег стремительно сходил, открывая асфальт, она, как обычно, возвратилась домой из школы. Надя с дочерью о чём-то спорили в спальне, мать вязала в кресле, сидя перед тихо работающим телевизором.
— Вера?
— Да, мама, я вернулась, — ответила Вера, разуваясь.
— С такой зарплатой, как у тебя, можно было вообще не уходить. Вот была бы юристом – зарабатывала бы сейчас в нотариате нормальные деньги…
Зазвонивший телефон прервал её ворчание. Мать взяла трубку, что-то тихо ответила, затем передала трубку подошедшей Вере:
— Ты вовремя пришла. Тебя к телефону, — и ушла на кухню.
Вера приложила трубку к уху.
— Алло, — раздался в трубке хорошо знакомый голос. Вера вздрогнула и набрала в легкие воздух.
— Здравствуй, отец.
Несколько секунд в трубке было слышно только тяжелое дыхание.
— Здравствуй, Вера.
По одной фразе Вера услышала, как сильно он постарел.
— Как твои дела?
— Хорошо, спасибо. Я вернулась из Питера: теперь я живописец и учитель рисования, в школе работаю.
— Учитель рисования – это хорошо. Поздравляю тебя с получением профессии, — в трубке послышалось сопение. — Прости меня, Вера. Прости за тот день… когда я… – перед глазами Веры всплыли летящие в нее кисти и куски порванных рисунков. — Если бы та знала, сколько раз я жалел об этом…
— Не надо. Я не сержусь.
— Спасибо тебе. Я старый человек, Вера, пойми меня правильно…
— Я все понимаю.
— Как дела дома?
— Все в порядке. Мама вяжет, Надя работает, внучка твоя растет. Если хочешь, могу выслать тебе её фотографию.
— Высылай, — ответил он, и Вере показалось, что его голос дрогнул. — Если захочешь видеть своего старого отца, приезжай. Я теперь живу в Липецке. Только предупреди заранее – накроем стол и приготовим тебе комнату. Мы тут выращиваем на участке смородину и клубнику, тебе обязательно понравится.
— С каких пор ты подался в садоводы?
— С недавних – как сюда переехал, так и подался. Места у нас немного, но мы потеснимся…
— Спасибо.
Но оба они понимали, что потесниться вряд ли когда-нибудь придется.
— Ты звони, не забывай.
— Конечно, отец. До свидания.
И Вера с чувством полного опустошения положила белую трубку на рычаг.
Из комнаты с шумом вывалилась Надя. Она тащила за собой упирающуюся дочь, которая капризно заявляла «Ни хацю гуять! Хацю мутики!»
— Вера, завтра надо будет посидеть с Соней, мне надо выйти на работу.
— Что? – Вера устало приложила руку ко лбу. — Надя, это третий раз за месяц! В субботу у моих учеников просмотр!
— Не будь эгоисткой! Тебе что, чужие дети ближе родной племянницы? – капризно сказала Надя. В этот момент они с дочерью были похожи как две капли воды, словно копировали интонации друг друга. – Мне на работу нужно, аврал, как ты не понимаешь?
— А я, по-твоему, не работаю? У тебя едва ли не каждую неделю на работе аврал, почему каждый раз виноватой оказываюсь я? Отвези ребенка его отцу, в конце концов…
— Вера, это же твоя племянница, как ты можешь! – возмущалась мать из кухни.
— Мне это надоело, — вздернула Надя свой хорошенький острый носик. – В субботу посидишь с Соней. Возьми ее на работу, если иначе никак.
Втащив девочку в коридор, она предприняла отчаянную попытку её одеть. Снова зазвонил телефон. Мать, кряхтя, дошла до гостиной.
— Да что ж такое? Не день сегодня, а какой-то телефонный бум. Алло… Вера, тебя опять к телефону!
И снова устроилась на своем кресле с вязанием. Вера села на стул у телефона и взяла трубку.
— Верка, ты?
— Рита! Привет!
— Ну наконец, никак не могу до тебя дозвониться. Всё искала твой номер и вот нашла… что за вопли у тебя там?
— Племянница гулять собралась.
Входная дверь с хлопком закрылась.
— Что, сильно донимает?
— Да. Она часто болеет, приходится с ней сидеть, иногда в детсад отводить и забирать… Но в целом терпимо.
— Ясно. Как сама-то?
— Нормально, работаю в школе за МРОТ. Ты как?
— За МРОТ? Слово-то какое жуткое… Это как за еду, только за МРОТ?
— Примерно так, — с горькой усмешкой ответила Вера. – Здесь совсем нет работы. Только в школе.
— Ух, Верка, дрежись! Говорила я тебе – оставайся в Питере, тут столько работы для нас!.. Я чего звоню, у меня новость: я теперь в академии Репина!
— Поздравляю тебя, — сказала Вера и до побеления костяшек сжала телефонную трубку. – Что-то ты поздновато позвонила, могла бы и раньше сообщить.
— Да понимаешь, дел невпроворот – то одно, то другое…
— Понимаю. Рита, а ничего не слышно про…
— Сергея? – она вдруг стала серьезной. – Ну, как тебе сказать…
— Как есть.
— Ну, ежели как есть… Он кандидатскую защитил. Женился.
— Ясно, — выдавила Вера. – А на ком?
— На Марине. И окончательно переехал в Швецию, уже гражданство оба получили.
— Спасибо, — невыразительно ответила Вера.
— Погоди, ты расстроилась? Да ну брось, мало ли их, что ли, по планете ходит! Найдешь еще себе нормального человека…
— Спасибо, Рита, мне пора. Давай на выходных созвонимся.
— Ну давай, целую тебя!
Вера положила трубку и задумалась, положив руку на телефонный аппарат.
— В чем дело? – спросила мать, отвлекаясь от вязания.
— Сергей женился, — ответила Вера машинально.
— Сергей? Это кто?… А-а-а, помню, это преподаватель твой? Ну тебе-то что? Сделай лицо попроще – не корову проиграла.
Веру внезапно обуяла ярость: она вскочила с кресла и впервые в жизни закричала на мать:
— Да переживаю я! Плохо мне, понимаешь ты это или нет?!
Мать, опустив очки на нос и отложив на колени вязание, посмотрела на дочь поверх толстых стекол.
— Переживаешь? Ты что, тридцать лет с ним прожила и четверых детей вырастила, чтобы из-за него переживать?
Вера, приоткрыв рот, смотрела на мать. Мария Васильевна, посмотрев на нее несколько секунд, надела очки обратно и снова взялась за вязание.
— И нечего тут орать, соседей испугаешь. Я вообще не понимаю, зачем тебе сдался этот преподаватель…
Вера молча встала и ушла в комнату.
— …они же ни шиша не зарабатывают, профессора эти, — закончила Мария Васильевна вдогонку Вере, повернув голову в сторону ее комнаты.
Вера встала у окна, глядя на улицу. На тротуаре дети играли в классики: девочка и мальчик, рыжий, как солнышко. Девочка начала прыгать на одной ножке по нарисованным на асфальте квадратикам, мальчик толкнул ее, и она с хохотом побежала за ним.
Да, мама права. Мама однозначно права.
Не из-за чего переживать.
_________
Дорогие мои читатели! Следующая часть будет заключительной. Спасибо вам, что были с Верой всё это время!) И спасибо администраторам группы за возможность рассказать вам эту необыкновенную историю обыкновенных людей)
Источник

Добавить комментарий

Ваш e-mail не будет опубликован.

Cледующая:
Предыдущая: