Просто Вера. Часть 25. В восьмимартовские праздники у Веры было много работы…

Просто Вера. Часть 25
В восьмимартовские праздники у Веры было много работы, она почти не спала и ко вторнику – первому учебному дню после выходных – побледнела и отрастила серые мешки под глазами. Все выходные девушка не могла найти себе места. Она боялась даже предположить, зачем приехала эта женщина, и постоянно представляла себе, о чем они говорят. Только сейчас она поняла, в каком воздушном замке жила последние месяцы. Ей безумно хотелось прямо сейчас поехать к нему, поговорить, всё выяснить, но она сидела в комнате одна с кистью в руках (Рита уехала домой на выходные) и выполняла очередной заказ.
Результатом Вера была недовольна: технически портрет ей удался, но выражения лиц были какими-то безликими, сухими, что ли… На большее Вера пока не была способна.
— Почему ты не ешь? – спросила Рита во вторник утром, сидя за завтраком.
— Не хочу.
— Ты плохо выглядишь. Такое ощущение, что ты с пятницы есть не хочешь.
Живопись была третьей парой в середине дня. У кабинета Вера остановилась и долго сверлила дверь взглядом, не решаясь зайти.
— Что стоишь? Пойдем.
— Я боюсь, Рита. Очень боюсь.
— Нечего бояться. Не съест же он тебя.
Но в кабинете Сергея не было.
— Здравствуйте! Проходите!
— Здравствуйте, Лидия Аркадьевна, — с изумлением поздоровались с ней студенты.
— Проходите, сегодня живопись у вас веду я… Светлова, ты куда пошла?
Вера быстро шла, почти бежала в учебную часть. Слетев по лестнице вниз и ворвавшись в кабинет, она подошла к методисту – пожилой седой даме с кудрявыми волосами:
— Скажите, пожалуйста, почему у группы Ж-11 сегодня ведет живопись не Вересков?
Дама смерила Веру пренебрежительным взглядом.
— Во-первых, моя дорогая, прежде чем войти, нужно стучаться. Во-вторых, учебная часть не обязана вам докладывать, что и почему. Но в виде исключения, раз вы уже сюда ворвались, я вам скажу… Сергей Сергеевич уехал за границу по работе. Живопись у вас теперь ведет Лидия Аркадьевна Нечаева.
— Надолго?
— Не знаю, но думаю, что надолго.
Вера молча вышла из кабинета.
На Василеостровской стрелке почти не было людей. Вера взобралась на бетонный парапет и шла по нему, как по бордюру. Почти две недели она уже не сопела и не кашляла: в Питере установилась ясная, хотя и ветреная погода. Огни, освещавшие дорогу, отражались в Неве, и ей казалось, будто они плавают на поверхности реки. Вера ходила по городу до глубокого вечера, пока усталость не пересилила пустоту в ее душе. На первом этаже общежития весело болтали Катя и Валя – одногрупницы Веры.
-… а она ему: это вам не финифть, у него срок эксплуатации как у молока без консервантов… Привет, Вера.
— Привет.
Вера прошла было к лестнице, но Катя ее окликнула.
— Верка! Погоди! Тут тебе такое принесли… Марьиванна, тут Светлова пришла.
Вахтерша выглянула из своей будочки.
— Спасибо, Катенька… На, Светлова, получи и распишись.
У Веры в руках оказались букет красных роз и что-то завернутое в пергамент, похожее на книгу.
— Кто передал?
Катя пожала плечами:
— Да не знаю, военный какой-то…
— В форме, с рюкзаком за плечами, в черных погонах. Квадратик на них такой желтенький… – продолжила за неё Валя.
У Веры похолодели ладони и участилось дыхание.
— Что хотел?
Катя махнула рукой:
— Спросил тебя — мы тут как раз вас с Сергеем обсуждали… – Валя пихнула Катю в бок.
— Ну, договаривай, — зловеще произнесла Вера. Но Катя, переглянувшись с Валей, молчала, и Валя закончила:
— Да ничего особенного. Просто говорили о вас. Он постоял, послушал и спросил: а не Светлову ли Веру вы обсуждаете? А кто такой этот Сергей Сергеевич? Мы сказали – да, ее, родную, а Сергей – наш преподаватель…
— Он вздохнул, отдал Марьиванне цветы, сказал «отдайте ей» и ушел.
— Когда?
— Минут пятнадцать назад.
— Погоди, он же ещё потом конверт отдал.
— Ой, точно! – Валя отдала Вере конверт в половину альбомного листа. Вера открыла конверт. В нем была большая открытка с надписью «С 8 марта!» и сложенный пополам листок, с которого ей улыбался юноша в военной форме. Вера побелела.
— Верка, ты чего? – испугалась Валя. – Мы что-то не то сказали?
— Кто это был? Ты его знаешь? Да не молчи же!
Но Вера их уже не слушала.
* * *
— Неужели он так и не приехал обратно в Петербург? – я всхлипывала, вытирая глаза платком и ужасно стесняясь своей сентиментальности. Вера с улыбкой посмотрела на меня, продолжая вести машину одной рукой. Казалось, для неё вести автомобиль – такое же легкое занятие, как утренняя чистка зубов. Я вспомнила себя на занятиях по вождению, где умудрилась довести до истерики самого спокойного инструктора, и даже слегка ей позавидовала.
— Конечно, он приезжал ненадолго, и каждый раз мы встречались. Я неделями жила у него дома и почти не появлялась в училище, только на работу ходила. Потом он уезжал на два-три месяца, и я считала дни до его следующего приезда… Джек, не хулигань! Дайте ему ещё говядину.
Я достала два кусочка из бардачка и, уже не боясь, покормила собаку с руки. Джек благодарно заворчал и спрятался за моим сидением.
— А что было в пергаменте?
— Альбом по живописи: картины, изображающие быт народов Севера. Красивый, составленный с большим вкусом.
— Неужели вы ему не ответили?
— Писать я стыдилась. Мне казалось, что нам лучше увидеться и поговорить, но и приехать я боялась. Моя совесть жрала меня так, что мне казалось, если я увижу его и расскажу всю правду, то покалечу ему душу на всю жизнь. Конечно, сейчас смешно вспоминать мою юношескую глупость: сейчас я думаю, что просто пыталась оправдать свой страх и угрызения совести.
— И вас не беспокоили косые взгляды? Неужели никто не осудил, не высказывался?..
— Как вам сказать… До его отъезда о нас за глаза не шептался только ленивый. Рита меня поддерживала и прикрывала, когда было нужно, но всегда говорила в лоб, что она этого не одобряет. Когда он уехал, всё стихло: многие подозревали, что я не появляюсь на учебе и исчезаю из общаги, потому что живу у него…
— Но не придут же они проверять! – сказала я. Вера рассмеялась.
— Пришли, представьте себе! Однажды, когда я была у него, к нему домой завалилась наша кураторша проверить, не у него ли я сижу. Мы не встретились по чистой случайности: я поднялась к почтовому ящику, а она подошла к его двери и стала трезвонить. Он мне рассказал, что она обшарила всю квартиру и ушла расстроенная, оправдав свой визит каким-то деловым вопросом.
— Вера… Вы простите меня за вопрос. Но как вы смогли договориться со своей совестью? Неужели сохраняли спокойствие египетского сфинкса?
— Я с ней не договаривалась, она капитулировала, — ответила Вера насмешливо. – Знаете, когда живёшь в доме, где ни разу в жизни никто не погладит, не обнимет и не скажет «люблю», невольно начнешь зубами цепляться за любое проявление внимания и нежности к себе… А он был не просто нежен: я таких рук за всю жизнь ни у кого больше не встречала. Каждое мгновение с ним я впитывала, как умирающий от жажды в пустыне глотает капли воды. Сейчас мне кажется, что в то время меня привлекала именно эта опасность, адреналин, запретный плод, что ли. Но совесть моя в итоге оказалась в выигрыше: когда мы были на четвертом курсе, он наконец уехал окончательно…
Источник