Жизнь во всех красках. Глава 1. Ритм сердца отражается звенящим эхом в ушах…

Жизнь во всех красках
Глава 1
Ритм сердца отражается звенящим эхом в ушах, заглушая все посторонние звуки и мысли. Я делаю два глотка тяжелого воздуха, чтобы успокоится, устало откидываясь на спинку стула. В последнее время только это меня и спасает. Воздух… Никогда не думала, что я настолько люблю воздух. Настолько люблю дышать.
Как глупо…
Губы невольно расплываются в нервной улыбке. Я достаю из прикроватной тумбочки небольшой блокнотик голубого цвета на замке, ключ от которого ношу на цепочке на шее. Чтобы никто (в особенности мама) не узнал того, что я храню в этой записной книжнице. Хотя, в своем «личном дневнике» я не сделала пока ни единой записи. Глупо доверять бумажке свои секреты и чувства, пусть до нее, кроме меня, никто и не дотрагивается, но все же…
Думала не доживу до того дня, когда мне по собственной воле захочется что-то в нем написать. Борюсь изо всех сил с побуждением нервно не расхохотаться и не закричать, что я сошла с ума. Хотя, это не далеко от правды. Но учитывая все то, что со мной приключилось за последние время, думаю, это вполне нормально.
Сняв с шеи цепочку, на которой повис небольшой бронзовый ключик, я просовываю его в замочную скважину блокнотного замка и поворачиваю дважды. Раздается слабый хруст. Я открываю дневник. Прикоснувшись к желтоватой бумаге, я снова вздыхаю, задаваясь мыслью о том, а нужно ли мне это? Зачем заниматься ерундой? И как какие-то записи помогут мне избавится от стресса и уйти от реальности? — скорее всего, никак. Но вопреки голосу рассудка, я беру в левую руку шариковую ручку и преподношу ее к листку. «21 сентября, 16:45» — пока это все, что приходит мне в голову.
Я-то думала, что мне будет, о чем написать. Меня все это время разрывали разные чувства. Но… В голове мелькают разные обрывки воспоминания, отдельные фразы. Они как пазлы, которые собрать в одну полную картинку, у меня не получается.
— Как глупо, — вздыхаю я, чуть улыбнувшись кончиком губ, поражаясь собственной растерянности.
Удивительно, как одна фраза может уместить в себе всю мою жизнь: все те поступки, что я совершила, все то, что со мной приключилось можно описать двумя словами «как» и «глупо»
Я быстро хватаю ручку и начинаю строчить.
«В одном маленьком городке, которого вы не найдете на карте, жила девочка по имени Рита. Она не была особенной, ее не кусали радиоактивные насекомые, да и вообще она была полным ничтожеством! В свои шестнадцать у нее не было ни друзей, ни парня, но»….
Я было уже «вошла во вкус» и почти не обращала внимания на то, что левая рука меня подводит и не слушается, постоянно роняя ручку. Но меня прервал голос матери:
— Рита, ужин уже ждет тебя.
Она высунула голову из-за двери, ласково мне улыбаясь. Я в спешке захлопываю дневник, откидывая его в сторону. Не хочу, чтобы она думала, что у меня есть от нее секреты. Хотя, мама уже наверняка догадалась о том, что абсолютно все я рассказать ей не могу.
— Что ты делаешь, дорогая? — мурлычет она и, подойдя ко мне, собирает мои непослушные черные локоны в хвост.
Правда или ложь?
— Я рисовала, — лгу я, натягивая на себя фальшивую улыбочку. Но осознав то, что я произнесла… Понимаю, как глупо это звучало из моих уст.
У меня перехватывает дыхание. Да я и сама стараюсь не дышать, чтобы не разрыдаться.
— Но-но, дорогая, дыши, — пытаясь скрыть свое волнение, шепчет мама, гладя меня по волосам. — Все у тебя будет замечательно, я верю в это, и ты верь.
По щекам небольшими струйками стекают слезы. Я цепляюсь за теплую руку матери, стараясь найти успокоение. Прикасаюсь к ней губами, покрывая поцелуями ее ладонь.
— Все в порядке, — говорю я скорее себе самой, чем маме, и повторяю эту ложь снова, снова и снова, будто что-то от этого изменится.
Мама, молча, продолжает гладить меня по голове, бережно прижимая к своей груди. Она все понимает. Мне сложно придти к той жизни, какой я жила до того как… И несмотря на то, что все уже в прошлом, катастрофа ежедневно напоминает мне о себе. Она ворвалась в мою жизнь так нежданно, как гром среди ясного неба. Она спалила мои мир дотла и осталась танцевать босиком на безжизненном поле, весело играя в туче пепла.
«Мое сердце, сердце, сердце, сердце, сердце…» — шепчет внутренний голос в такт пульсу. Оно умоляет о пощаде, медленно, мучительно умирая в груди, желая быстрее остановиться навсегда, чтобы больше ничего не чувствовать… Его ранят, но оно продолжает биться. Оно не верит, не надеется, не мечтает, но продолжает биться. Не имея ничего, кроме боли, оно продолжает биться… Оно бьется во мне, хоть ему хочется остановиться.
Хватая воздух ртом, я закрываю глаза. Мокрые, тяжелые ресницы чуть касаются кожи, они удерживают остатки слез в глазах, больше не давая им и шанса просочится наружу. Хватит! Я грубо вытираю мокрые щеки, желая сорвать с себя эту гадкую кожу неудачницы.
И еще раз поцеловав мамину руку, вздыхаю, понимая, что натворила глупостей.
— Мам, — начинаю я, проглатывая соленый ком, скопившийся в горле, — что у нас сегодня на ужин?
Женщина делает шаг назад, чтобы заглянуть мне в глаза. На ее усталом, морщинистом лице играет неприкрытое волнение. Еще бы, не представляю, что бы я делала на месте своих родителей. Если бы моя дочь-калека скрывала бы от меня правду только по тому, что не хотела расстраивать, и доверяла бумажке больше, чем собственной матери. Это было бы ужасно.
В груди распаляется пламя — пламя ненависти к себе, с каждой секундой разгораясь все сильнее и сильнее, жаря до черной корочки внутренние органы, желая спалить меня целиком.
— Прости, — шепчу я, прижимая к губам ладонь мамы. — Я… я не… — задыхаясь от растерянности, проглатываю я слова, которые не в силах произнести вслух. — Я не должна тебе врать, ты… ты этого н-н-не заслуживаешь. — Я виновато опускаю глаза в пол, стараясь не нарываться на материнский взгляд.
Она молчит. Целует меня в макушку, еще сильнее прижимая меня к себе.
— Милая, ты понимаешь, что я не могу на тебя злиться. – Она старается подавить дрожь в голосе.
Тихо. Тихо. Тихо! Стоп!!!
Сердце умирает на мгновение и снова, как ни в чем небывало, возвращается к привычным делам. Оно бьется и чувствует боль. Оно разгоняет кровь и медленно плавится от ненависти, прокручивая звуки слабой дрожи в голосе мамы. Сердце не желает мне подчинятся, оно хочет, чтобы я повиновалась ему… Оно приказывает лгать ради спокойствия родных.
— Конечно, но все же, я не должна тебе врать, — свершая над собой усилия, говорю я. — Так что у нас сегодня на ужин?
Материнские, растерянные серо-голубые глаза внимательно изучают меня.На что я фальшиво улыбаюсь. Не хочу, не хочу, не хочу, чтобы она переживала за меня, ей и так досталось.
После минуты игры «в гляделки» она все же отступает и, одарив меня пусть и милой, но все-таки притворной улыбкой, произносит:
— Ты сама все узнаешь, когда спустишься на кухню.
— Отлично! — выдавливаю я и улыбаюсь. — Тогда иди, я закончу здесь кое-что и прибегу.
Мой голос, по всей видимости, звучал достаточно жизнерадостно, ведь мама спокойно вышла за дверь, не страшась оставлять меня одну после очередного приступа. А такое редко случалось. Почти никогда.
Если бы мама только знала насколько мне стыдно от того, что я не могу пересилить себя и открыться ей, слишком мне уж ее жаль.
Взяв откинутый в сторону дневник, я закрываю его на замок, после чего опять прячу в прикроватную тумбочку. Не получилось у меня сегодня разоткровенничаться с бумажкой, ну, да и ладно, может в следующей жизни как-нибудь.
Усмехнувшись, я встаю со стула и направляюсь прочь из своего убежища в сторону кухни.
Все же как глупо вести дневник, но боюсь, что в моем случае «это не прихоть, а скорее необходимость» — так говорит мой психолог и еще кучу различной бесполезной, оптимистичной ерунды. Порой мне хочется прислушаться к его советам, но… после всего того что случилось быть несчастной, холодной девицей — это, пожалуй, проще всего. Поэтому, я, как ток, иду по пути наименьшего сопротивления. Страдать, молчать, ненавидеть, жалеть, задаваться вопросом «Почему я?» — всегда пожалуйста. А возвращаться к прежней жизни нет ни желание, ни сил. Да и к чему возвращаться? Ведь того, что было уже — нет, и его, увы, воскресить уже не получится… Теперь у меня новая жизнь, я была рождена заново и-и-и… это меня жутко бесит, в особенности эта чертова штука прикрепленная к моей правой руке, которая создает видимость, что «я абсолютно нормальный человек», хотя, даже ежу понятно, что это не так. Я калека, уродка…
Кровь вскипает в венах от ярости, разносит жар по всему телу. Я покрываюсь испариной.
Хватит! Хватит! Хватит!
Можно бесконечно перечислять то, что выводит меня из себя. Но разве есть в этом хоть какой-нибудь смысл?.. Разве от этого что-то изменится? — нет.
Не-е-ет…
Я просто спущусь вниз по лестнице и наслажусь маминой едой, — это все, что я могу, кроме, разве что страдать… Как глупо.

Источник